Эта вещь.

Быть добрыми в иных случаях — это быть жестокими.
— Вы устали, Анна Федоровна. Вам надо отдохнуть.
— Да, мне надо отдохнуть. Я сейчас напишу. У вас найдется лист бумаги? Не дадите бумаги?..
— Заявление писать? Нет, не дам.
— Я вам пришлю по почте.
Она поднялась и, пока шла к двери, несколько раз одернула на боках свитер.
Зазвонил телефон. Звонил чей-то папа. Голос у него был сердитый. Андрей Николаевич никак не мог понять, чего сердитый папа хочет. Он думал об ушедшей учительнице.
— Как, вы сказали, ваша фамилия?
— Прибылов с вами говорит из горпроекта. Мне сказали, что калькулятор передали вам.
— Какой калькулятор?
— ЭВМ, счетная машинка в виде блокнота.
— Да,— сказал Андрей Николаевич,— да, передавали. Он вспомнил: Коровина Светлана Викторовна принесла
ему вчера этот «блокнотик».
— Фамилия вашей дочери.
— Такая же, как у меня, — Прибылова Оля!
— Вам надо зайти в школу, забрать калькулятор. И пожалуйста, проследите, чтобы ваша дочь не приносила в школу никакой счетной техники. Алло, вы меня слышите?
— Эта вещь принадлежит дочери. И прошу вас вернуть калькулятор ей,— жестко, с нажимом на последних словах проговорил сердитый папа.

В землю.

Когда Усманходжаев закончил свои наставления, суть которых сводилась к одной формуле: каленым железом выжигать преступность,  но  не без  оглядки,  а с  расчетом; когда  они побывали еще в нескольких просторных цековских кабинетах и выслушали то же самое, только более разжеванное; когда в Управлении КГБ республики обговорили все рабочие детали, а затем прибыли в  гостиницу за вещами,  чтобы сразу же выехать на машинах в область, — вот тогда Кадыралиев предложил, глянув на часы, угоститься перед дорогой самсой; но Кто, как подумал Тихов, был просто предлог, чтобы остаться в группе без пригляда, и сразу же согласился, проявив даже живейшую любознательность:
— А что такое — самса?
— Пирожки с бараниной и луком, испеченные в тандыре, — он пояснил: — Как ваша русская печка, только из глины и врытая
В землю. Очень вкусно.
— Что ж, если вкусно, тогда — вперед. И только когда они отошли от машины
Кадыралиев спросил:
—Теперь понятно, почему я говорил взять облигации до приема в ЦК?
— Я считал, что вы доложили по команде, а информация Кошла дальше, уже домысленная.
— Никто не знал о нашей поездке.
Да, задачка. Значит что? Каждый шаг на виду? А Кадыралиев продолжает:
- Рад бы я все это забыть, да вряд ли от этого кому-то будет лучше.

Все ее мысли.

Все ее мысли возвращались теперь к березовой роще.
Сарайчик был почти полон, да и силы Максима Лаврентьевича пришли к концу, но ему во что бы то ни стало, хотелось самому допилить последний куб. Хоть бы ребята болтали, а то, как назло, молчат, и так явственно слышно в тишине его натужное, свистящее дыхание.
— Максим Лаврентьевич!— уже несколько раз окликал его Алеша. — Теперь моя очередь.
Максим Лаврентьевич молча и ожесточенно пилил. Из-под старой кепки его выползла крупная капля пота. Кира, кашлянув, взглянула на Алешу.
— Довольно, отец!— строго сказал Алеша, мягкого решительно оттеснив Максима Лаврентьевича. — Идите отдыхать. А ну-ка, Кирик.
Пила забегала, запела в их руках, душистым дождиком посыпались опилки, полешки одно за другим мягко падали на утоптанный земляной пол.
Максим Лаврентьевич покорно сел на бревно. Обычно Алеша называл его по имени-отчеству, но если уж назвал строго «отец», лучше не перечить. Что ж, видно, Максим Лаврентьевич в самом деле стал стар, если без него дело у ребят идет спорее.
Досада прошла вместе с усталостью. Максим Лаврентьевич с удовольствием слушал ритмичное пение пилы, рассматривал свой двор и сад — как дорог человеку кусок земли, возделанный его руками!

Строго говоря.

Строго говоря, глупо было обращать внимание на Алешине мнение, но с тех пор инструктор стал нравиться Кире все меньше и меньше, и наконец она совсем охладела к нему.
Кира попыталась осторожненько завести с Алексеем разговор о том, что, в сущности, этот Григорий Константинович ничего особенного собой не представляет. Алеша быстро взглянул на нее, оторвавшись от учебников — он готовился к сессии, — усмехнулся и с чувством мужского превосходства сказал:
— Ну, матушка, не туда Серка пашет. Перед ним небось девки-то как трава под косой стелются.
— Дурак очкастый! — закричала Кира. — Какие гадости говоришь!
— Может быть, я и грубовато, но, согласись, по существу.
Кира выбежала в сад и долго бродила по сухим дорожкам. Ей было душно. И кажется, нет сейчас на земле места, где бы дышалось легко. Ни одного, кроме армейских лагерей. А там ее и знать не хотят. Конечно, если бы хотел, приехал бы.
Ядовитый голос шептал: «Вот, девочка, а ты и не знала, как это бывает мучительно!»
Прошло семь невероятно длинных дней.
В воскресенье решили распилить последний куб дров. Киру язвила мысль, что дрова последние, а из получки придется сделать удержание. Но она ничего своим не скажет. Лучше уж в кассу взаимопомощи. И зачем пошла она в березовую рощу?

Гора свалилась с плеч.

Вот яблони полагается через восемь метров сажать, но такие слабенькие и жалкие были они, так далеко одна от другой дрожали на ветру, что Максим Лаврентьевич сжалился, посадил их через четыре метра: когда, мол, они еще разрастутся! Тесно им, бедняжкам.
Анна Ивановна, со свету вбежав в сарай, не сразу увидела Киру.
— Ну вот, допилилась. Неужели я бы не смогла? Скорей переодевайся!
— Порвала, что ли? — Кира схватилась за подол. Максим Лаврентьевич надел пенсне.
— Не о гвоздь ли, Кирик?
Максим Лаврентьевич давно говорил Алеше про этот гвоздь в стене сарайчика, но Алеша забыл.
— Сейчас забью, — сказал он с досадой. Анна Ивановна оглядела всех троих.
— Какие гвозди? Григорий Константинович идет! — произнесла она значительно. — Не может же Кира выйти к нему в таком виде.
— Что вы сказали, Анна Ивановна? — тихо переспросила Кира.— Кто идет?
Гора свалилась с плеч. Как легко дышится, и сирень, оказывается, давно цветет!
Сидя у окна своего мезонина, Анна Ивановна издалека увидела Григория. По правде говоря, она просидела тут с шитьем все утро, чтобы успеть к его приходу привести Киру в порядок. Если ей сказать заранее, она может еще заупрямиться, обидеться совершенно непонятно на что.
Конечно, Кира недурна.

Принимая во внимание.

Мусаханов и Халимов по предварительной договоренности между собой совершили покушение на дачу взятки в сумме 10 000 рублей главному инженеру Серпуховской хлопчатобу-11ЖН0Й фабрики Чусинову за оказание содействия в приемке Иопка со значительной недостачей и оформлении документов КАК за полностью полученный груз; непосредственную дачу 11ятки по сговору с Мусахановым пытался осуществить Налимов в помещении указанной фабрики, однако был задержан с поличным.
Принимая во внимание, что в  поступивших материалах содержится  достаточно  данных,   указывающих   на   признаки преступления,  предусмотренного  ст.   15  и  частью   1   статьи 1/4  УК  РСФСР,  руководствуясь п. 6 ст.  108, ст. ст   112 126, 129 УПК РСФСР, —
ПОСТАНОВИЛ:
1. Возбудить по поступившим материалам в отношении Бурустханова Исахана и Халимова Кариммирзы уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ст. 15 и частью 1 ст. 174 УК РСФСР;
2. Принять настоящее дело к своему производству и приступить к предварительному следствию.
Копию постановления направить прокурору Московской области для сведения.
Таким был первый документ, который положил начало так называемому хлопковому делу, потрясшему наше общество своим размахом, цинизмом и жестокостью.

Хорошо бы прожить жизнь.

Детство всякого человека похоже на весну. Дурна ли, хороша ли погода, ростки буйно пробиваются к солнцу, полные сил. Но только лето покажет, какие из молодых побегов сумели процвести, завязать плоды и зрелыми, мощными, обогатив землю новым урожаем, войти в осень, когда человек удовлетворенно оглядывается на все сделанное им, радуется каждому погожему дню, багровым ладоням клена и без горечи готовится встретить иней первых заморозков. Ведь и зимой светит солнце.
Хорошо бы прожить жизнь так, чтобы и осенью дни были по-весеннему длинны, ноги не отвыкли жадно шагать по большой прекрасной земле, а с лица не сходил бы весенний загар, как в горах, где снег только затем, кажется, и существует, чтобы сверкать под синим солнечным небом.
Старшим детям Ионы Куприна приходилось и милостыню просить, а Виктор не заметил своего детства, потому что оно было счастливым. Он перешагнул из детства в юность легко, как из класса в класс. Окончив семилетку, захотел стать токарем. Сына знатного кузнеца охотно приняли в ремесленное.
Отец любил говорить, что Куприны «от рождения способны к металлу». Возможно, и так. Работа нравилась Виктору и давалась легко. Из комсомола Виктор вступил в партию, что тоже было закономерно и естественно.