Очень важно изучать опыт.

Очень важно изучать опыт фронтовиков, бывалых воинов и перенимать все полезное из этого опыта. В годы Великой Отечественной войны наши воины проявляли высокую бдительность и зоркость, разоблачали козни врага и срывали вылазки гитлеровцев и их агентуры. Во время боев за освобождение Киева обстановка на одном из участков фронта быстро менялась и линия фронта была неустойчивой? надо выполнять свои обязанности. Солдат Петренко, выполняя задание своего командира, вышел к дороге. Внимательно осмотревшись, он заметил человека, ехавшего на велосипеде по направлению к Киеву. Но ведь это же грабеж. Петренко, считая, что здесь не должно быть гражданских людей, задержал незнакомца. Велосипедист назвал себя связным партизанского отряда и заявил, что послан командиром для установления связи с командованием регулярных войск. А вы говорите романтика.
Так как долг платежом красен.
Петренко заметил, что незнакомец некоторые слова выговаривал с акцентом. Несмотря на партизанский вид «связного», рядовой Петренко передал его двум подошедшим нашим воинам, чтобы те отвели его в штаб батальона. Там выяснилось, что это был немецкий офицер, окончивший школу разведчиков и хорошо знавший русский язык. Переодетый партизаном, он был заброшен за линию фронта для разведывательной работы.

Но сейчас, в свете ясного солнца.

Сегодня она сама завязала ему галстук махоньким модным узелком. Пожалуй, это была единственная за день минута, когда Петр не беспокоился о предстоящей беседе, заглядевшись на Марусины голубые-голубые глаза в рыжеватых ресничках. Они ему очень нравились. Маруся сказала строго:
— Петя, ну как несерьезно!
Нынче ночью—хоть под одеялом наедине — они не переставляли вещей в будущей комнате. Маруся волновалась, кажется, больше Петра. Она даже попробовала проверить, как она выразилась, «его общее развитие» и спросила, знает ли он, как устроен английский парламент.
Ночью Петру стало ужасно смешно. Он обнял Марусю и не дал ей говорить. Она попыталась отвернуться, посердилась и притихла. У нее были грубые пальцы и нежнейшая кожа на сгибах локтей.
Вчера Петру стало смешно, потому что как же это? Ну, а если он не знает про парламент, так его нельзя в партию принять? А все остальное, кроме парламента, что он знает и может, в счет, что ли, не идет?
Но сейчас, в свете ясного солнца и без Маруси, Петру подумалось: пожалуй, и правда, слишком много есть такого, чего он не знает. За последнее время Петр редкий день не наталкивался на мысль о том, что мир растет, а он остается тем же, каким вышел из ремесленного, и между ними ширится опасный для Петра зазор.

Нынешним утром.

Сквозь закрытые окна глухо раздался гудок, коротко и властно прогудел на высокой ноте, долго спускался к низким, рокочущим басам и затих седьмая.

Ордынский любил в конце смены пройти по заводу навстречу людям, уходящим из цехов.

к нему пришел худенький чертежник в синей клетчатой рубашке — фамилию он забыл, — просил разрешения пользоваться в нерабочее время кульманом для своей личной, как он выразился, практики.

Андрей Константинович задавал себе вопрос: может ли этот чертежник или Воскобойников, любой из тех, что торопятся сейчас домой, могут ли они, уходя, напрочь отбросить все, что ему мешало жить.

Подумать только.

Подумать только, именно всю эту неделю у меня было какое-то особенно удовлетворенное настроение. Жилье строим, главные трудности позади, уж где-где, а у нас порядок. . .
— Ну что ж, за далью — даль, — сказала неожиданно Вера.
— Можно и так понять. Давай ложиться, поздно. Да где же Игорь? — с досадой вспомнил опять Иван Васильевич.
— Наверно, с Леночкой куда-нибудь пошли, — отозвалась Вера, не покидая его теплого плеча.
— Да нет, вроде я Леночку одну видел. А они все уходили с Вишневской.
Вера подняла голову.
— С какой Вишневской?
— Ну, не всё у нас чепе, — весело сказал Иван Васильевич. — Кажется,  Захряпин таки нашел  Гаганову.
Однако, к его большому удивлению, Вера от этого рассказа отнюдь не развеселилась, да и сам он почувствовал странную неловкость
— Иван, она такая красивая?
Иван Васильевич напряг всю свою выдержку, чтоб не заметить ее испытующего, странного взгляда. Если, не дай бог, придет ей что-нибудь в голову — красный со звездами туман в глазах и прощай взаимопонимание!
— Да, Верик, красивая.
— Так подожди, — Вера вдруг оставила мужа в покое, чему он был очень рад. — Я же видела его с ней! Худая, рыжая, на голове копна? Они быстро куда-то свернули. А я торопилась. Да мне и в голову не пришло.
— Да что тебе должно было прийти в голову?

Видали, фря!

Так вот, крестьяне, Никон Шилов и еще не помню кто, сами вызвались, заложили мину, взорвали ее, бодрый, и где-то мы его гнездышки проглядели. То ли в собственных дачах, то ли в частной клубнике—не знаю. Надо поискать. Но опасность еще и не в этом. Уверен, многие из наших ребят играют в этих, как их, битников, шпетников, не потому, что сами плохие, а потому, что злость их берет, когда на их глазах такой бракодел по блату в институт все-таки пролезет. Всех под одну гребенку тоже нельзя стричь.
— Вали, вали, — сказала Вера. — Смотри только, пока гребенки подбирать будешь, как бы они тебя под ноль не обчехвостили. Но вообще-то ты прав, обнаруживаются какие-то совершенно новые сложности. Иду я недавно мимо товарно-погрузочной. Иду в костюме, в перчатках. Девки капусту грузят. Они мне в глаза объявили: «Видали, фря! Ее бы на капусту, а нам бы перчатки, а то чтой-то равенства не видать!» Дело-то в том, что они не одни мои перчатки видят. Они и полковника отставного, который на базаре цветной капустой торгует, видят. А он небось тоже считает, что правильно торгует, заслужил. С его точки зрения, получается так.
— Со своей точки зрения, наверно, и крысы правы, когда ватман в шкафу жрут, а капканы на них все-таки ставим. Я — одну! — сказал Иван Васильевич, раскрыв окно и закуривая папиросу. Он привлек к себе Веру, обнял ее одной рукой, и так они постояли у окна.
Иван Васильевич вполголоса засмеялся.

Будь ты хоть храбрец.

Будь ты хоть храбрец — а он трус! — не сможешь ты так держаться, если не чуешь поблизости родного запаха. Неужели таких много?
— Пакость какая, — сказала Вера. — Вот уж пережиток типичный.
Шевелов открыл глаза. Лицо Веры, если глядеть снизу вверх, казалось тяжелее, старше обычного. Ее ответ не понравился Шевелову своей упрощенностью.
Иван Васильевич хорошо понимал, откуда эта упрощенность. Слишком много сил, молодости Вера отдала, чтоб восстановить справедливость на земле, и теперь, страстно защищая свой душевный покой, лишь нехотя убеждалась, что не всюду и не все еще сделано, что работы еще непочатый край и в самом течении этой работы возникают подчас неприятные и непредвиденные трения.
— Типичный пережиток.- Родимое пятно, — упрямо повторила Вера.
Иван Васильевич усмехнулся и, резким движением поднявшись с тахты, стал ходить по комнате.
Вера осталась сидеть, скрестив руки на груди.
— Несложно рассуждаешь, — сказал он. — Интересно у вас получается. Как в дерьмо вляпались — от старого пережитки, а как что хорошо — значит, наши достижения.
Вера внимательно следила за каждым его словом. Шевелов становился грубым только в случаях ярого недовольства собой.
— Ну, положим. . .
— Тише, Владика разбудишь, — сказал Шевелов, прекрасно зная, что Владика сейчас пушкой не поднять. — Ясно! Подвиги совершали, кровь мешками проливали, в братских могилах гнили. А известно ли тебе, что монастырь наш,— Шевелов указал рукой на запад, — в оные времена хорошо укрепленный, долго выдерживал осаду, а потом пан Сапега под Наугольную и Пятницкую башни сделал подкоп.

Большое значение.

Вера отмахнулась от Шевелова, взглянула на часы, сказала: «Ладно, не чужие». И, сев к столу, придвинула телефон.
У Ордынских аппарат стоял в коридоре. Леночка подошла сейчас же. Иван Васильевич следил за Вериным лицом, пытаясь понять, чем она встревожена и что говорит ей Леночка.
Леночка взяла трубку после третьего звонка. Ответила весело, звонко. И сразу голос ее погас. Узнав Веру, она снова оживилась. Но потом отвечала все тише, тише. Она не хотела, чтобы слышал отец.
— Мужиков моих нет, — лениво говорила Вера. — Соскучилась я без тебя, Леночка. Что не звонишь, не приходишь? Ну, милая, нельзя — все дела да дела... А что это вы Игоря уж больно загрузили, тоже пропадает. А где же он? Над кем шефство-то? Несоюзная молодежь? Ну, ну.
Большое значение в формировании боевых традиций имеют революционные традиции Коммунистической партии, которая сосредоточила в себе все лучшее, передовое, героическое, что есть в рабочем классе, в трудовом народе: его свободолюбивый дух, твердость и мужество, высокую организованность и дисциплинированность,   монолитную  сплоченность, способность преодолевать трудности и лишения, добиваться победы над врагом, верность делу революционной борьбы за коммунизм; безупречную честность, правдивость; интернациональную солидарность с трудящимися всех стран.

Иван Васильевич рассказал.

 

Игорь улыбнулся, восторженный и благодарный. Иван Васильевич головой покачал:
— Насовал же тебе бог полную пасть жемчуга! Вошла Вера, неся горку вымытых тарелок. Спросила:
— За что пьете?
— За наш завод, — живо отозвался Игорь, даря и ее своей великолепной, застенчивой улыбкой.
Об этом светлом дне вспомнилось Шевелову теперь, когда он машинально разглядывал детские флажки на кар¬те, раздумывая о неприятном происшествии во втором механическом и о словах справедливой укоризны в адрес Игоря. Но куда же он все-таки делся?
— Так что ж случилось, Иван? —спросила Вера, входя в комнату в голубом халатике-кимоно, пояс — бантом.
Шевелов был озабочен. Он думал о том, как бы короче и понятнее рассказать обо всем Вере. Ему самому еще многое было не ясно.
Иван Васильевич усадил Веру на тахту, сам устало вытянулся на спине и, прикрыв глаза, положил ей на колени голову. Хорошо, покойно было ощущать шеей и затылком ее теплые через халатик ноги и мягкую ладонь.
Вера отвела жесткую прядь, погладила высокий незагорелый лоб Ивана Васильевича. Без чуба лицо его становилось нежнее, моложе, но волосы жесткие, и ничего с ними не поделаешь.
Иван Васильевич рассказал, что произошло во втором механическом. И как это часто бывает, рассказывая, он отметил то, что теперь казалось ему главным. А главное было в том, что для одиночки развязный мальчишка держался слишком нагло.

Сущность и значение боевых традиций.

Было неизвестно, разводит ли прудик комаров, но Шевелов не любил укрытых, окопавшихся, затянутых ряской.
— Ну, где же этот чертенок? — крикнул Иван Васильевич, нетерпеливо взглянув на часы, и увидел Игоря.
Игорь, конечно, промок — плащ его небрежно висел на плече. Он шел, вольно размахивая рукой, открыв голую в расстегнутой тенниске шею. Он даже не торопился. Ему нравилось идти вот так, навстречу ветру и дождю.
Это упорство преодоления, проявлявшееся в юноше, всегда казалось Ивану Васильевичу так сродни, как если бы и вправду в них с Игорем текла одна кровь.
Он позвал Игоря, приставив ладони ко рту. Позвал негромко, и деревья шумели, но Игорь вздрогнул — блеснули стекла очков — и побежал, длинноногий, как мальчик прыгая через лужи. В правой руке его оказался какой-то пакет, который он прятал под плащом.
Сущность и значение боевых традиций Советской Армии и Военно-Морского Флота. Боевые традиции Советских Вооруженных Сил — это исторически сложившиеся обычаи и моральные правила, ставшие нормой поведения советских воинов в бою и в мирное время, побуждающие их образцово выполнять свой воинский долг, честно и добросовестно служить социалистической Родине.
— Идет! — крикнул Иван Васильевич Вере, входя в комнату и закрывая за собой балконную дверь.
Всегда немного резкая, громкоголосая, Вера притихла. Впустив Игоря, она отступила немного и прислонилась к притолоке, разглядывая его, как чужого.

Ох, не надо бы ей этого говорить!

Только то, что они с Ордынским хотели другого для Игоря, для Лены, для себя?
— Ты можешь провожать кого угодно, но сегодня в цехе все-таки нужно было быть, — сдержанно сказал Иван Васильевич.
— А почему это вы со своей Ларисой с дороги свернули, как только меня увидели?—спросила с порога Вера.
Ох, не надо бы ей этого говорить! Игорь отошел подальше от Владика, к письменному столу, и, опершись ладонями о его край, повернулся лицом к Вере.
— А почему это ты с такой неприязнью об этой Ларисе говоришь? Ты же ее не знаешь. Или ты, может быть, считаешь ее недостаточно высоким знакомством для нас? Не к масти козырь? — спросил он.
— Игорь! Что за вздор?—одернул его Шевелов. Иван Васильевич смотрел в потемневшие глаза Игоря
и с волнением думал: «Все! Уже все. Он уже готов от всего мира защищать эту Ларису. Но откуда такой вздор?»
— Игорек, сними очки, — неожиданно попросил Иван Васильевич. Без очков глаза у Игоря становились добрыми. В боевых традициях наших Вооруженных Сил живут мужество и отвага воинов прославленных полководцев Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Александра Суворова и Михаила Кутузова, мастерство и легендарная храбрость матросов талантливых флотоводцев Ушакова и Нахимова, верность своему патриотическому долгу героев Отечественной войны 1812 года и Севастопольской обороны 1854—1855 гг.

Важнейшие боевые традиции.

Важнейшие боевые традиции Советских Вооруженных Сил. Важнейшими боевыми традициями Советской Армии и Военно-Морского Флота являются: преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма, уверенность в своих силах, в победе над врагами социалистической Отчизны; верность воинскому долгу и массовый героизм в бою; войсковое товарищество и взаимная выручка, любовь к командиру и защита его в бою; любовь к своей части и верность ее Знамени; неустанное совершенствование своих военных и политических знаний; тесная дружба между воинами различных национальностей и между воинами различных родов войск; братская дружба с воинами армий и флотов стран народной демократии.
От возраста, что ли, становимся мы косны, инертны? Вот он решил, что сегодня — первая значимая веха в жизни сына, и растерялся, узнав, что для Игоря она — уже пройденная ступень. Может, и правда успеются формулы? Да полно, в них ли дело.
Игорь не догадывался, конечно, какая буря пронеслась в душе Шевелова, но на его лице была такая виноватость и тревога, что Ивану Васильевичу стало жалко его до слез. Только теперь он подумал, чего стоило Игорю возразить, оспорить, не подчиниться.
Иван Васильевич был слишком взволнован и боялся показаться сентиментальным. Он отошел к столу, стоя налил две рюмки, одну протянул Игорю, другую взял сам.
— Ну, за наш завод, чтоб работалось тебе, — откашлявшись, сказал он и чокнулся.

Встав из-за стола.

А настроение с чего? Брось, Леночка, — настойчиво заговорила Вера. — Да ты послушай меня, послушай! У меня как на фронте: бывало, плохое настроение, так стараюсь подворотничок перешить. Свежий подворотничок, он знаешь как бодрости придает. Пока плохое настроение, возьми да веснушки сведи, слышишь? Бодягой что ли, их сводят. А чтоб к нам скоро пришла, и чтоб без веснушек, и чтоб веселая! Целую тебя, моя хорошая. Папе привет
— Дипломатию еще разводит, глупышка, — огорченно сказала она, кладя трубку.
— Да что там, наконец, случилось Вера поглядела на мужа:
— Ну, знаешь, поистине нужна твоя проницательность вожака человечьих душ, чтоб ничего не понять.
Встав из-за стола, она подошла вплотную к Ивану Васильевичу и заговорила быстро-быстро, в упор, глядя ему в глаза:
— Влюблен он в Вишневскую, понимаешь? Только за ней и ходит, понимаешь? Женится, внуки будут, понимаешь?
Шевелов рассердился:
— Что за бред! Мы только сегодня с Андреем говорили.
— Ваши разговоры!
— А Леночка?
— Глупее вопроса ты не мог задать.
— Ну ладно, Вера, — помолчав, сказал Иван Васильевич. Ему вспомнилось: Леночка идет по аллее одна.
В основе боевых традиций Советских Вооруженных Сил лежат идеи марксизма-ленинизма, советский общественный и государственный строй, советский патриотизм, дружба народов СССР, пролетарский интернационализм.

Последние слова.

Глубокая убежденность в правоте своего дела вдохновляет воинов на подвиги во имя коммунизма. Она помогает им смело смотреть в лицо любой опасности, преодолевать любые трудности, вселяет непреклонную волю к победе и уверенность в ней.
«...Сознание необходимости пожертвовать своею жизнью для блага своих братьев поднимает дух солдат и заставляет их переносить неслыханные тяжести» —говорил В. И. Ленин.
Слова и волнение Игоря отдались Ивану Васильевичу жестоким, горьким подозрением: а что, если при родном отце он все-таки не спешил бы так?
Шевелов был не из тех, что обижаются безгневно. Зорко и недобро он смерил Игоря взглядом, думая: может, просто приказать, заставить сделать так, как нужно?
— И где же ты рассчитываешь работать?
— Я хотел бы у нас на заводе. Но если вы считаете неудобным, то я узнавал в городе, меня возьмут в ученики, потом получу разряд. Я же могу слесарить. Правда могу, Иван Васильевич?
Последние слова он проговорил совсем как мальчик, как маленький сын, нуждающийся в помощи. Ну что ж, слесарить он действительно может, руки умные, разряд дастся без труда.
То ли этот детский вопрос, то ли так естественно прозвучавшие слова «наш завод» переломили трудный для обоих разговор. Иван Васильевич понял, что приказать сейчас нельзя. Не выполнит Игорь приказа. И умница, что не выполнит.
Шевелов неожиданно увидел себя усталым и старым. Так и получается вдруг, что имя твое, как крыло, надежно прикрывавшее птенца, ему уже не нужно. Не нужны ни имя, ни крыло, свои крылья выросли.

Как вдова.

Как вдова. Только теперь он встревожился и поэтому стал спокойным. Он взял Веру за плечи. — Согласись, что все это пока сугубо предположительно.
— Ох, видела я их вместе.
— Ладно, стели, ради бога, устал я как собака. Маленькие детки спать не дают, большие детки — сам не уснешь!— сердито сказал Иван Васильевич и пошел, как обычно, взглянуть перед сном на младшего сына.
Взрослым сон портит лицо. Владик спал крепко, старательно, с бисеринками пота на верхней губе, свежий и розовый.
— Спишь, — прошептал Иван Васильевич.— Спи, спи! А уж где-нибудь и на тебя гроза растет, пеленки мочит.
Он услышал, как очень тихо открылась и закрылась входная дверь.
Игорь вошел в носках, держа в руках сандалеты. Приходилось ему и позднее возвращаться, однако ж таких мер предосторожности он не принимал.
Игорь не сумел скрыть растерянности. Шевелов невольно по-мужски пожалел его и спросил о последнем комсомольском собрании.
— Ну, кто кого у вас на этот раз разложил?
— Никто никого.
— Разлагаетесь в одиночку?
— Разложился Генка Мельников. Покрыл матом девчонку.
Советские боевые традиции — неотъемлемая составная часть революционных традиций нашего народа, славных традиций Октября. Они складывались, умножались и крепли в ожесточенных боях с врагами нашей Родины.

Он первым вошел в комнату.

В начальный период Великой Отечественной войны смертельная опасность нависла над столицей нашей Родины. Гитлеровские полчища, невзирая на огромные потери, рвались к Москве. Ожесточенные бои не затихали ни днем, ни ночью.
— А ну-ка, пойдем с балкона, — сказал Иван Васильевич, чувствуя, что разговор будет непростым и не надо чужим людям его слушать.
Он первым вошел в комнату и, уже раздраженный остановился против Игоря.
— Слушай, Игорь, — жестко сказал он. — Пойми, ты немного отстал. Не по твоей вине, война виновата, но отстал. Ты бы должен быть уже на втором курсе.
— Нет, я не отстал, — решительно возразил Игорь. — Я не считаю, что отстал. Я, может быть, гораздо лучше понимаю жизнь, чем эти, которые на втором курсе.
Игорь глядел прямо в глаза Шевелову, румянец с его гладко выбритых щек сошел, он даже немного побледнел, а в его простых словах Иван Васильевич вдруг ощутил справедливую обиду.
— Я не о жизни говорю, Игорек. Я, если грубо сказать, о формулах. Цену жизни ты знаешь, но ведь сроки учебы из-за этого не растянутся?
— А почему бы им не растянуться? Если б я тянул их для безделья. Может быть, их и вообще-то неплохо растянуть — больше уместится. Эти формулы без жизни тоже холостая стрельба, граната без запала. Иван Васильевич, поймите! Я не отстал. Я обогнал. Одна учеба — это только будущее, а я уже взрослый, я мужчина, мне сейчас хочется жить. Я не хочу быть только сыном парторга Шевелова, когда по поселку иду.

Нехорошо, нехорошо.

Нехорошо, нехорошо, — задумчиво протянул Иван Васильевич, перебирая пальцами лохматый шнурок, оставшийся от сетки на Владиковой кровати. Все было родным — и шнурок, и Генка Мельников, не терпевший девчонок, и сонное топотанье Тимки, который, приветствовав Игоря, снова укладывался в углу на своем матрасике. Пес тоже любил, чтобы все были дома.
— Игорек, а где ты был? — спросил Иван Васильевич и сейчас же подумал: может, лучше бы не спрашивать?
Игорь стелил себе на диване, высвободив из покрытого ковром валика клетчатое одеяло, простыни и подушку. Он был уже в трусиках, большой, поджарый, загорелый. Руки его остановились на миг. Потом он все-таки старательно — слишком старательно — достелил простыню.
Игорь выпрямился и повернулся к Шевелову:
— Я провожал Ларису Вишневскую. Вы же знаете Ларису Вишневскую?
Игорь задал нелепый вопрос и покраснел. Он ждал, что Иван Васильевич даст ему нагоняй за цех, может быть за безделье последнего месяца, и злился на себя.
Шевелов хотел бы убедиться в том, что Вера неправа, но что он мог сказать против Вишневской? Советские боевые традиции впитали в себя все лучшее, что было в старых армиях. Народам нашей страны, и прежде всего русскому народу, приходилось не раз с оружием в руках защищать свою независимость от посягательств врагов. Горячая любовь к родной земле и чувство долга перед отчизной побуждали наших предков на героические подвиги.

Тюльпаны тесно прильнули.

Он вошел улыбаясь, вымокший, счастливый, как бы смущенный — от чуть скошенного взгляда из-за очков. Теперь это был уже мужчина — очень высокий, широкоплечий, несмотря на легкую сутулость. Вера всегда мучилась, покупая ему костюмы. Готовые были широки в поясе или узки в плечах.
Новый костюм промок. Это только сейчас дошло до Игоря, и он по-детски огорчился.
— Ничего ему не сделается, Игорек, — успокоила его Вера. — Давай я развешу на плечики.
Игорь проводил взглядом пиджак, бережно передав его Вере. Ведь это был первый, специально по нему сшитый пиджак.
— Где ж ты был? — спросил Шевелов.
— Я послал телеграмму в деревню Афимье Васильевне. Это тебе,—Игорь не глядя протянул Вере пакет.
Тюльпаны, алые и желтые, были уложены встречь стеблями и завернуты в газету. Он еще не умел дарить цветы, стеснялся идти с ними по улице. Наверно, упаковал в чужом подъезде, да еще и шпагатом перевязал.
— Игорек.
БЕРЕЖНО ХРАНИТЬ И УМНОЖАТЬ СЛАВНЫЕ БОЕВЫЕ ТРАДИЦИИ СОВЕТСКИХ ВООРУЖЕННЫХ СИЛ
«Свято храните и умножайте боевые традиции, которыми так богата история наших Вооруженных Сил! Высоко несите честь и немеркнущую славу своих боевых знамен!»
(Из приветствия ЦК КПСС, Верховного Совета и Совета Министров СССР в день сороковой годовщины Советской Армии и Военно-Морского Флота).
Тюльпаны тесно прильнули к Вериной блузке. Но больше она ничего не нашлась сказать, а Игорь потупился, даже чуть сдвинул брови. Каждый стеснялся собственного сердца. Слишком уж юными опалила их война.