Видали, фря!

Так вот, крестьяне, Никон Шилов и еще не помню кто, сами вызвались, заложили мину, взорвали ее, бодрый, и где-то мы его гнездышки проглядели. То ли в собственных дачах, то ли в частной клубнике—не знаю. Надо поискать. Но опасность еще и не в этом. Уверен, многие из наших ребят играют в этих, как их, битников, шпетников, не потому, что сами плохие, а потому, что злость их берет, когда на их глазах такой бракодел по блату в институт все-таки пролезет. Всех под одну гребенку тоже нельзя стричь.
— Вали, вали, — сказала Вера. — Смотри только, пока гребенки подбирать будешь, как бы они тебя под ноль не обчехвостили. Но вообще-то ты прав, обнаруживаются какие-то совершенно новые сложности. Иду я недавно мимо товарно-погрузочной. Иду в костюме, в перчатках. Девки капусту грузят. Они мне в глаза объявили: «Видали, фря! Ее бы на капусту, а нам бы перчатки, а то чтой-то равенства не видать!» Дело-то в том, что они не одни мои перчатки видят. Они и полковника отставного, который на базаре цветной капустой торгует, видят. А он небось тоже считает, что правильно торгует, заслужил. С его точки зрения, получается так.
— Со своей точки зрения, наверно, и крысы правы, когда ватман в шкафу жрут, а капканы на них все-таки ставим. Я — одну! — сказал Иван Васильевич, раскрыв окно и закуривая папиросу. Он привлек к себе Веру, обнял ее одной рукой, и так они постояли у окна.
Иван Васильевич вполголоса засмеялся.